~lonely_sad_human
snussmumrik,
Eridan Black
snussmumrik,
Eridan Black
суббота, 03 ноября 2007
Пес широкими прыжками приближался к девушке через парк, разбрызгивая капли с мокрой серой шерсти, пробиваясь сквозь пелену так некстати начавшегося дождя, скользя по лужам и возмущая нечаянных прохожих.
Она стояла радостная и немного растерянная. Коричневый шарф намотан до самого носа, шапочка, из-под которой прядями выбиваются волосы, и глаза… Глаза цвета ранней светло желтой солнечной осени. Она присела, позволяя радостной собаке облизать свои руки. Пес замер у ног бывшей хозяйки и пристально посмотрел туда, откуда прибежал. Девушка выпрямилась, поправила съехавшие лямки рюкзака и помахала рукой. Навстречу, держа отстегнутый поводок, шел мужчина. Сквозь редкие стволы осин, облетающих кленов, через размытую влажную палитру осени он улыбался ей, его силуэт становился все ближе четче и яснее.
- Привет – Обнял, наклонился, поцеловал чуть ниже щеки, попал в шарф, отпрянул и поморщился. Она игриво рассмеялась и легонько стукнула его поносу. Пес прижал уши, припал к земле и залаяв побежал вокруг них, прямо как раньше…
читать дальше
пятница, 02 ноября 2007
Непризнание расстоянием в расставании.
В крыльях безумье беззвучием времени.
Неумением.
Неуместное понимание,
Неизменное обожание,
Нетерпение.
В глянце кружева белого кружим мы,
В снежной взвеси
Надежа из смеси разметается…
Будем каяться.
В нас прощение темным семенем
Изменяется неумением,
Заливается жидким пламенем,
Забивается в угол знания.
Зреет, полое, в землю голую
Не заброшено.
Припорошено белым инеем
Твоим именем,
Моим знанием, что пропали мы.
В крыльях безумье беззвучием времени.
Неумением.
Неуместное понимание,
Неизменное обожание,
Нетерпение.
В глянце кружева белого кружим мы,
В снежной взвеси
Надежа из смеси разметается…
Будем каяться.
В нас прощение темным семенем
Изменяется неумением,
Заливается жидким пламенем,
Забивается в угол знания.
Зреет, полое, в землю голую
Не заброшено.
Припорошено белым инеем
Твоим именем,
Моим знанием, что пропали мы.
Крылья красные с веток свесились,
Зреют ягодой.
В небо серое
Взгляды острые и несмелые.
Черным глянцем кистью мягкою
По лицу-раскраске в пол - тона
По глазам – отворотами яхонты,
По ладоням – узором иконы.
Отойти в беззвучие осени,
Любоваться собой в отражении.
Листья белые в ноги бросились,
Замираешь, заметив движение.
Замираешь средь улицы, ломкая,
Замечая шаги - расстояние
И прислушавшись к стуку громкому
На мечты разрываешь желание.
И в остывшем свете фонарном
Крови ток через вены синие
На свободу пускаешь ударом,
Рассыпая кристаллы инея.
Ветки в красных заплатках памяти.
Крылья чертят полет по незнанию.
- Ты поможешь мне? – У себя спроси.
И с последней каплей - желание.
Зреют ягодой.
В небо серое
Взгляды острые и несмелые.
Черным глянцем кистью мягкою
По лицу-раскраске в пол - тона
По глазам – отворотами яхонты,
По ладоням – узором иконы.
Отойти в беззвучие осени,
Любоваться собой в отражении.
Листья белые в ноги бросились,
Замираешь, заметив движение.
Замираешь средь улицы, ломкая,
Замечая шаги - расстояние
И прислушавшись к стуку громкому
На мечты разрываешь желание.
И в остывшем свете фонарном
Крови ток через вены синие
На свободу пускаешь ударом,
Рассыпая кристаллы инея.
Ветки в красных заплатках памяти.
Крылья чертят полет по незнанию.
- Ты поможешь мне? – У себя спроси.
И с последней каплей - желание.
Непризнание расстоянием в расставании.
В крыльях безумье беззвучием времени.
Неумением.
Неуместное понимание,
Неизменное обожание,
Нетерпение.
В глянце кружева белого кружим мы,
В снежной взвеси
Надежа из смеси разметается…
Будем каяться.
В нас прощение темным семенем
Изменяется неумением,
Заливается жидким пламенем,
Забивается в угол знания.
Зреет, полое, в землю голую
Не заброшено.
Припорошено белым инеем
Твоим именем,
Моим знанием, что пропали мы.
В крыльях безумье беззвучием времени.
Неумением.
Неуместное понимание,
Неизменное обожание,
Нетерпение.
В глянце кружева белого кружим мы,
В снежной взвеси
Надежа из смеси разметается…
Будем каяться.
В нас прощение темным семенем
Изменяется неумением,
Заливается жидким пламенем,
Забивается в угол знания.
Зреет, полое, в землю голую
Не заброшено.
Припорошено белым инеем
Твоим именем,
Моим знанием, что пропали мы.
четверг, 01 ноября 2007
| Скорее всего вы... №12 |
 |
| Пройти тест |
среда, 31 октября 2007
Он увидел её у окна за столиком кафе и как это бывает влюбился. Не жадно и алчно, не желая и уничтожая, а красиво и легко. Она была милая и светловолосая. Аккуратные кисти рук, открытое лицо, склоненная голова. Сидела над чашкой фруктового чая и вертела в руках мобильный телефон. Время от времени делала глоток из белой фарфоровой чашки и смотрела на часы.
Явно ждет кого–то. Его столик был через один от нее. Мысли, сомнения предположения… он не был из робкого десятка, и то что он не подошел и не познакомился сразу значило лишь то, что он не хотел разбивать иллюзию словами, не хотел нарушать ее ожидания, наблюдаемого им и ему просто нравилось смотреть.
Она еще раз кинула взгляд в окно, вздохнула и поднялась. Накинула легкое бежевое пальто, и подхватив на плечо сумку направилась к выходу. Проходя мимо подарила ему удивленный взгляд, заметив пристальное внимание и почти исчезла из поля зрения. Его губ коснулась легкая улыбка
- Стоите! – небрежно – Вы кого-то не дождались? – Мгновения красивых осколков отчужденности между двумя незнакомыми людьми, поворот головы и изгиб бровей.
- почему вы так решили? – Приятный тихий голос.
- Вы смотрели на часы и оглядывались по сторонам.
Вновь легкая улыбка и мысленно пойманный конец нити от него к ней. Он потянул на себя, легко, ненавящево, чтобы не поранить и ненароком не повредить крыло этой светлой бабочки, порхающей в сантиметре от его ладони.
- Вы крайне наблюдательны - кивок и полуоборот. Перехват и медленное осторожное движение головы. Подрагивают крылья. Приземлилась. Коснулась чуть щекотными усиками кожи, оставляя след пыльцы. Осторожно ладонью над ней, сверху, аккуратно, так чтобы не спугнуть. Дрожь полукружий ажура – сейчас улетит, но нет, не пущу.
- Мне тоже пора. – Поднялся, прошел, придержал дверь.
Прикинуться просто разговорчивым дураком, из тех, что с улыбкой ведут беседы с любым приглянувшимся прохожим, даря внимание, и забывая лицо через мгновение, за поворотом. – Сегодня похолодало, а люди еще не успели спрятаться в свитера и теплые куртки. – Открытая улыбка и глаза поднятые на нее.
***
Они гуляли по городу в осенних полутонах неба. Он приглашал ее в разные изысканные места, примеряя для нее маски и отбрасывая одну за другой, чтобы она улыбалась. Он с трепетом и интересом наблюдал движения крыльев своей бабочки, присевшей на ладонь. Подносил к глазам, рассматривал и смеялся.
Она любила день и солнце, она рисовала, и пела на ходу. Она не подпускала совсем близко, маня легкими мягкими переходами узора. Она доверчиво порхала по цветам, что он дарил и делила его дни.
Он любил подглядывать за ней из-за спины, подслушивать ее напевы и удивлять, удивлять, удивлять.
Их частые встречи оставались неожиданными и насыщенными, он ненавидел скуку и постоянство. Он играл для нее увлеченно, в лицах и друга и старшего и наивного ребенка и злого гения. Она лишь широко раскрывала глаза, взлетая ресницами, и просто была.
Осень померкла тусклой палитрой, покрылась белым росчерком холода по замерзающей земле и принесла тепло камина и радость морозного утра в узорах на окне.
Он увозил ее от людей, к себе, на машине, по длинным изгибам шоссе. Они пробегали по холоду улицы, загребая обувью снег, и врывались в тепло комнат. Он грел ее замерзшие крылышки, расцвечивая зимнюю грусть огнем из камина и вишневым вином.
Он называл ее «мой друг» и легко касался прядей волос, боясь, что на пальцах останется легкий след крыла и она не сможет летать.
Она садилась у огня и слушала пластинки. Она льнула к нему, когда он был спокоен и тих, и с трепетом замирала, видя в нем угрозу и змеиную суть.
Он не прятался от нее, он знал, чего она боится и что любит. Он знал, что бабочка боится ветра и огня. Он уходил в ночь в сильный ветер, и смеялся, запрокинув голову в небо и путал белые нити снега с темными волосами. Он не играл со своей мышкой, он называл ее «мой друг». Затихал кошачьим изгибом, пряча острия в мягких лапах и жмурил на огонь стальной блеск глаз. Она была его другом.
Она любила бывать одна, зная, что он – в соседней комнате, она вставала в полдень и гуляла по улицам, делая наброски лиц и манер. Она была добра и ничего не скрывала от него. Она была тихой рекой в солнечных бликах, бабочкой в жаркий летний день, шелестом листвы в тени леса. Она редко влюблялась и еще реже плакала. Она ценила жизнь и тишину. Ей нравился он. Нравился за то, что просто был рядом, и еще за то, что позволял ей спрятаться, когда было страшно.
Он знал что не станет нападать на нее. На нее – маленькую и хорошую. Знал это потому, что она не сможет защититься, и интерес, таящийся в движениях его навстречу, смягчался и затихал в шелесте листвы.
Она знала, что он не бросится диким зверем, и оставалась у его опасных лап, прячась в цветах и играя красками по бумаге, широкими мазками мягкой кисти.
Однажды весной она почувствовала, что он изменился, услышала, как с шумом раскрылись его крылья, крылья коршуна. Мельком увидела оскал и вздыбившуюся на загривке шерсть. Она отпрянула от обжигающего блеска глаз хищника. По ее спокойному лугу побежал порыв ветра.
Он оставался нежен и внимателен, он ничего не изменил в их отношениях, он знал – она поймет, но не примет. Поэтому был спокоен.
Вздрогнули нежные крылышки, и бабочка вспорхнула с руки.
Милый хищник. Коснулась на прощание его лица и тихо улыбнулась. Она всегда знала, что он такой. Она всегда видела эти резкие изгибы его манер, и всегда знала – ветер подует и она испугается быть рядом с диким зверем. Она не готова к лезвиям его глаз, пусть даже не к ней, не готова к стремительным сильным движениям. Хищник проснулся.
Он же улыбнулся ей на прощание, прощая. Он знал что она не полетит рядом, она другая, и покинул ее луг.
В середине весны они расстались. Она легким шагом устремилась вдаль, помахав рукой и что-то напевая, скрылась из виду. Она улыбалась уходя. Теперь их дороги разошлись, и это не было плохо. Это было правильно. Она напевала, смотря в небо, разглядывая оставленные им следы в ее душе, и находила только радость, ту, что будет греть воспоминаниями без сожалений и боли потери.
Вспомнила его глаза – холодные, с яркими отблесками огня и поняла почему – он полюбил.
Явно ждет кого–то. Его столик был через один от нее. Мысли, сомнения предположения… он не был из робкого десятка, и то что он не подошел и не познакомился сразу значило лишь то, что он не хотел разбивать иллюзию словами, не хотел нарушать ее ожидания, наблюдаемого им и ему просто нравилось смотреть.
Она еще раз кинула взгляд в окно, вздохнула и поднялась. Накинула легкое бежевое пальто, и подхватив на плечо сумку направилась к выходу. Проходя мимо подарила ему удивленный взгляд, заметив пристальное внимание и почти исчезла из поля зрения. Его губ коснулась легкая улыбка
- Стоите! – небрежно – Вы кого-то не дождались? – Мгновения красивых осколков отчужденности между двумя незнакомыми людьми, поворот головы и изгиб бровей.
- почему вы так решили? – Приятный тихий голос.
- Вы смотрели на часы и оглядывались по сторонам.
Вновь легкая улыбка и мысленно пойманный конец нити от него к ней. Он потянул на себя, легко, ненавящево, чтобы не поранить и ненароком не повредить крыло этой светлой бабочки, порхающей в сантиметре от его ладони.
- Вы крайне наблюдательны - кивок и полуоборот. Перехват и медленное осторожное движение головы. Подрагивают крылья. Приземлилась. Коснулась чуть щекотными усиками кожи, оставляя след пыльцы. Осторожно ладонью над ней, сверху, аккуратно, так чтобы не спугнуть. Дрожь полукружий ажура – сейчас улетит, но нет, не пущу.
- Мне тоже пора. – Поднялся, прошел, придержал дверь.
Прикинуться просто разговорчивым дураком, из тех, что с улыбкой ведут беседы с любым приглянувшимся прохожим, даря внимание, и забывая лицо через мгновение, за поворотом. – Сегодня похолодало, а люди еще не успели спрятаться в свитера и теплые куртки. – Открытая улыбка и глаза поднятые на нее.
***
Они гуляли по городу в осенних полутонах неба. Он приглашал ее в разные изысканные места, примеряя для нее маски и отбрасывая одну за другой, чтобы она улыбалась. Он с трепетом и интересом наблюдал движения крыльев своей бабочки, присевшей на ладонь. Подносил к глазам, рассматривал и смеялся.
Она любила день и солнце, она рисовала, и пела на ходу. Она не подпускала совсем близко, маня легкими мягкими переходами узора. Она доверчиво порхала по цветам, что он дарил и делила его дни.
Он любил подглядывать за ней из-за спины, подслушивать ее напевы и удивлять, удивлять, удивлять.
Их частые встречи оставались неожиданными и насыщенными, он ненавидел скуку и постоянство. Он играл для нее увлеченно, в лицах и друга и старшего и наивного ребенка и злого гения. Она лишь широко раскрывала глаза, взлетая ресницами, и просто была.
Осень померкла тусклой палитрой, покрылась белым росчерком холода по замерзающей земле и принесла тепло камина и радость морозного утра в узорах на окне.
Он увозил ее от людей, к себе, на машине, по длинным изгибам шоссе. Они пробегали по холоду улицы, загребая обувью снег, и врывались в тепло комнат. Он грел ее замерзшие крылышки, расцвечивая зимнюю грусть огнем из камина и вишневым вином.
Он называл ее «мой друг» и легко касался прядей волос, боясь, что на пальцах останется легкий след крыла и она не сможет летать.
Она садилась у огня и слушала пластинки. Она льнула к нему, когда он был спокоен и тих, и с трепетом замирала, видя в нем угрозу и змеиную суть.
Он не прятался от нее, он знал, чего она боится и что любит. Он знал, что бабочка боится ветра и огня. Он уходил в ночь в сильный ветер, и смеялся, запрокинув голову в небо и путал белые нити снега с темными волосами. Он не играл со своей мышкой, он называл ее «мой друг». Затихал кошачьим изгибом, пряча острия в мягких лапах и жмурил на огонь стальной блеск глаз. Она была его другом.
Она любила бывать одна, зная, что он – в соседней комнате, она вставала в полдень и гуляла по улицам, делая наброски лиц и манер. Она была добра и ничего не скрывала от него. Она была тихой рекой в солнечных бликах, бабочкой в жаркий летний день, шелестом листвы в тени леса. Она редко влюблялась и еще реже плакала. Она ценила жизнь и тишину. Ей нравился он. Нравился за то, что просто был рядом, и еще за то, что позволял ей спрятаться, когда было страшно.
Он знал что не станет нападать на нее. На нее – маленькую и хорошую. Знал это потому, что она не сможет защититься, и интерес, таящийся в движениях его навстречу, смягчался и затихал в шелесте листвы.
Она знала, что он не бросится диким зверем, и оставалась у его опасных лап, прячась в цветах и играя красками по бумаге, широкими мазками мягкой кисти.
Однажды весной она почувствовала, что он изменился, услышала, как с шумом раскрылись его крылья, крылья коршуна. Мельком увидела оскал и вздыбившуюся на загривке шерсть. Она отпрянула от обжигающего блеска глаз хищника. По ее спокойному лугу побежал порыв ветра.
Он оставался нежен и внимателен, он ничего не изменил в их отношениях, он знал – она поймет, но не примет. Поэтому был спокоен.
Вздрогнули нежные крылышки, и бабочка вспорхнула с руки.
Милый хищник. Коснулась на прощание его лица и тихо улыбнулась. Она всегда знала, что он такой. Она всегда видела эти резкие изгибы его манер, и всегда знала – ветер подует и она испугается быть рядом с диким зверем. Она не готова к лезвиям его глаз, пусть даже не к ней, не готова к стремительным сильным движениям. Хищник проснулся.
Он же улыбнулся ей на прощание, прощая. Он знал что она не полетит рядом, она другая, и покинул ее луг.
В середине весны они расстались. Она легким шагом устремилась вдаль, помахав рукой и что-то напевая, скрылась из виду. Она улыбалась уходя. Теперь их дороги разошлись, и это не было плохо. Это было правильно. Она напевала, смотря в небо, разглядывая оставленные им следы в ее душе, и находила только радость, ту, что будет греть воспоминаниями без сожалений и боли потери.
Вспомнила его глаза – холодные, с яркими отблесками огня и поняла почему – он полюбил.
| Я назову тебя... Коллекционером Белых Ворон |
| Ты помнишь неясные мысли засыпающих многоэтажек? Когда на седой штукатурке можно писать то, что никогда не напишешь на пергаменте, и, улыбаясь бетонному небу и лазурной земле, путать след стоптанными ботинками. Когда, отгородившись от мира стеной из неспелых каштанов, арбатский скрипач ищет пять отличий между облаками и судьбой... Тяжело быть Одиночеством? Мы видим всех твоих Ворон, твой обожаемый паноптикум из всех тех, кто почему-то не захотел стать еще одним Человеком-Из-Толпы, и тем самым обрек себя на существование вне ее. Неверное, это твое дыхание ободряет их, когда сквозь неясные желания и пелену сожалений проступает сладостное, ни с чем не сравнимое чувство того, что они все делают правильно? |
| Пройти тест |
вторник, 30 октября 2007
| Итак, что же ведёт вас по жизни? Ведь за вашей спиной... почти незаметные в Тьме вашего мира, выдающие себя лишь холодным блеском Чёрные Крылья |
| Ты один из тех немногих, кто жалеет Люцифера в "Потерянном Рае" Мильтона, а, может, и ассоциирует себя с ним? В конечном итоге, будь я тысячу раз неправа, Люцифер- это тоже ангел, хоть и падший.Итак. Крылья Падшего Ангела. Что ж, вполне необычно. Тебя привлекает всё таиственное и непознанное, ты умеешь видеть красоту, правда, увы, только в её темных красках. Не знаю, были ли даны тебе такие крылья от рождения, но скорее всего когда-то твои предыдущие вырвали с корнем. И ты это запомнил. Ты не стыдишься искренних слёз, но вот улыбка на твоём лице появляется всё реже. Склонность к самокопанию, выражнию своих чувств через мрачную лирику и музыку0 стали неотъемлимыми чертами твоего характера. Ты скорее всего любишь готические замки и ночные прогулки, тебе хорошо знакомо такое понятие, как "одиночество". Твой мир- это мир грёз, проливных дождей в ночной тьме. Мир, по которому тебя несут твои крылья- очень сильные, но всё же невыносимо чёрные.Оборотная сторона "медали":Твои крылья способны поднять тебя к звёздам. Если ты не растеряешь своего умения видеть и чувствовать. Если ты не озлобишься, в конце концов, на весь белый свет.И тогда ты полетишь вниз. Сорвёшься с огромной высоты. Заметь, свет всё же "белый". Может быть, иногда всё же следует быть лояльней и сглаживать контрасты? |
| Пройти тест |
Уймись, несчастное, уймись… Шепот, срываемый с губ.
Уймись, затихни… Стучит, глупая птица, ломает крылья о прутья своей же клетки, о стены своего же дома… С размаху рукой по стеклу – а на улице льет не переставая, змеями по прозрачной перегородке… Нет… с неба ни капли…
Чего ты ждешь? - К своему же отражению…
Чего ты хочешь…
Метаться по пустой комнате, налетая на стены изломами рук, давить в себе безумие, сидя на полу у кровати, как глупо. Рука, в полуобхвате тела - не отпускать себя, не размыкать пальцев на шее…
Только, как молитву, не замолкая ни на миг – уймись, замолчи, замолчи…
И рассказ, длинный, правдивый рассказ со счастливым концом, о том, чего не было..
Помнишь, смех в лучах солнца, помнишь струи дождя на окне… На распахнутом окне с высокого этажа… Мои песни, мой смех… Запах вишневого табака такой заманчиво-сумасшедший…
Ты помнишь, что значит верить???? Ты знаешь ЧТО ЗНАЧИТ ВЕРИТЬ…
Что?... Незнакомое слово!? Кто-то выдрал страничку из твоего словаря и выкинул в быструю воду…
Запах табака… А когда оказываешься далеко, тело разрывают изнутри, как прозрачную оболочку, мысли и образы… Мысли и образы тебя… И с каждым разом все больше осколков – сама виновата. Сама.
Все равно знаю - не остановлюсь.
Стой! Поймать за плечи перед прыжком, и ласково на ухо – стой… не беги.
И приказом – не бейся… Ты говоришь - бессмысленно… слова бессмысленны, я тоже так считаю, но когда птица бьется изнутри, я кричу ей – Умри!!!!!!
Поймать за плечи, и остановиться в тени собственной тени, стелясь по стене. И снова, снова рассказывать себе, рассказывать заклинанием, скороговоркой, колыбельной, в попытке понять поверить, заставить.
А помнишь ли ты, что такое спокойствие? А свои слова, слова – сегодня днем, да, ты говорил это ему… Или говорила… Какая разница, для того, кто замер в собственной тени.
А может, мне в тебя влюбиться? Улыбнулся – в тебя – поймал за руку и закружил. Остановился у стены и выронил… С пустым стуком об пол… Посмотрел, склонился над самим собой, над тем что хочется, и отвернулся. Ты видишь не то что есть. Ногой с размаху под дых. Слепец.
По сторонам… Что-то забылось… Забилось… Сломалось… Выпадом сгиб. Напополам смехом…
Забирай свою бессердечность, бесценность страданий бессвязностью мыслей!!! – в лицо отражению. Они больше не придут, они не те, кого ты ждешь…
Знаешь, что за этой дверью? Чертой… – Усмешка – Да, именно… Именно, не бойся, я с тобой, только я всегда с тобой, всегда, пока ты не…
Спиной к стеклу, прочь от иллюзии в темноту… Где скрылось оно… Безумие, безволие, беззвучием. Втягиваешь воздух сквозь сузившиеся щели понимания, как когтями по простыни. Убеждая, уговаривая, обманывая… Себя.
Помнишь, нашептывала ночью в надежде на слова? Помнишь, ждала, и помнишь – боялась. Ждала, боялась, и это глупое – надежда. Ты помнишь – забудь. Нет, так правда станет проще…
Исчезло. Птичье сердце под пальцами бежит точечной линией мысли, мешает в воду вино, изменяет кривую пространства метая по стенам… Замолкни! Усилие. Остановись!
И все равно - не высказать, не выкинуть, не перевить изгибами слов, узлами бессилия…
Замолкни. Остановись. Исчезни.
воскресенье, 28 октября 2007
Спираль. Прокручивается ощущениями – от взгляда до прикосновения… Было больно, было плохо…
Создает ощущение счастья, улыбается, бесчувственными чертами, делает вид… Химера! Обман!
Подберется с видом ласки на лице, улыбнется в глаза, заворожит приятным шепотом, приблизишься, заглянешь за угол, присмотришься к взгляду, различишь слова – отбрасывает к стене холода. Бабочкой в паутину, в переплетение нитей лжи, образов… Желание казаться, а не быть.
Мерзость. Таиться в подворотнях души, выходит наружу, сверкая пустыми глазницами зрачков по твоим линиям, не замечая.
Заискивает… Перекинется, и идет навстречу. Вот они, подлинно прекрасные изгибы, вот они – чистые, яркие черты, вот они - благородные красивые линии… Падаешь в объятия росой с нетронутых еще рассветом ветвей, оборотом раскрываешься, ища защиты.
Пойми, шепчешь, пойми… Вот я … Вот я…. Забери… И обманываясь опадаешь перезрелыми лепестками…
За его спиной лишь боль. Твоя боль, он несет ее тебе драгоценным даром, прикрыв красивым лицом и плавными движениями. Ты знаешь?
Скрывает пустоту иллюзией, иллюзию мотает на твою слабость и отшвыривает в пустоту.
Раскрой его гортань, что испещрена изгибами пустот, бабочка, не лети на свет, он лишь видимость.
Может, однажды, в изломе его кости тебе померещился алмаз, и ты перестала искать, забудь, это был свет зеркального отражения.
Ты забираешь свои силы и стихи, раскладываешь их перед его обаянием в собственном слепом желании забыться и быть любимой, ты не хочешь поднять взор, ты неистово забываешь себя.
Посмотри в полукружья его желаний, там нет ничего для тебя, там есть лишь ты - для него, он возьмет, а сделав это забудет… Забудет что было тобой. Беги.
Создает ощущение счастья, улыбается, бесчувственными чертами, делает вид… Химера! Обман!
Подберется с видом ласки на лице, улыбнется в глаза, заворожит приятным шепотом, приблизишься, заглянешь за угол, присмотришься к взгляду, различишь слова – отбрасывает к стене холода. Бабочкой в паутину, в переплетение нитей лжи, образов… Желание казаться, а не быть.
Мерзость. Таиться в подворотнях души, выходит наружу, сверкая пустыми глазницами зрачков по твоим линиям, не замечая.
Заискивает… Перекинется, и идет навстречу. Вот они, подлинно прекрасные изгибы, вот они – чистые, яркие черты, вот они - благородные красивые линии… Падаешь в объятия росой с нетронутых еще рассветом ветвей, оборотом раскрываешься, ища защиты.
Пойми, шепчешь, пойми… Вот я … Вот я…. Забери… И обманываясь опадаешь перезрелыми лепестками…
За его спиной лишь боль. Твоя боль, он несет ее тебе драгоценным даром, прикрыв красивым лицом и плавными движениями. Ты знаешь?
Скрывает пустоту иллюзией, иллюзию мотает на твою слабость и отшвыривает в пустоту.
Раскрой его гортань, что испещрена изгибами пустот, бабочка, не лети на свет, он лишь видимость.
Может, однажды, в изломе его кости тебе померещился алмаз, и ты перестала искать, забудь, это был свет зеркального отражения.
Ты забираешь свои силы и стихи, раскладываешь их перед его обаянием в собственном слепом желании забыться и быть любимой, ты не хочешь поднять взор, ты неистово забываешь себя.
Посмотри в полукружья его желаний, там нет ничего для тебя, там есть лишь ты - для него, он возьмет, а сделав это забудет… Забудет что было тобой. Беги.
| Скорее всего Ваша фраза «Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой» |
| Пройти тест |
пятница, 26 октября 2007
Так здорово, когда человек, около полутора года назад вызывающий при встрече нервную дрожь и неприятные мысли, сейчас правоцирует добрую улыбку и ожидание чего нибудь хорошего - может сюрприза, может просто... просто...ничего подлого или гадкого (это уже так много). Старое, конечно остается в самых сокровенных уголках сердца, куда очень тяжело забраться и изменить там что нибудь, оно таиться в темных углах, в тяжелых разговорах, в темной ночи, но главное - люди могут меняться!!! Это происходит очень медленно, с трудом, путем слез, ошибок, причинения боли близкому человеку, но, я поняла это недавно - отношение к человеку это реакция на его случайное появление - неожиданное или просто внезапное... Когда подобные случаи вызывают улыбку и положительные эмоции - значит все хорошо, значит чаша весов подписанная "позитивные эмоции и верные шаги" все же наполнена больше чем та, другая, которая некогда перевесила настолько, что казалось, ничто не сможет этого изменить.
Все возможно... Вопрос только в том, хватит ли на это "возможно" терпения и желания. Обоюдного. И когда этого терпения не остается очень важно чтобы тебя поняли и сняли с твоей шеи камень обязанности тянуть и терпеть. Надеюсь все будет хорошо и дальше, ведь когда происходит что-то радостное всегда рядом есть плохое, и хочется пережить последнее не потеряв и преумножив первое.
Все возможно... Вопрос только в том, хватит ли на это "возможно" терпения и желания. Обоюдного. И когда этого терпения не остается очень важно чтобы тебя поняли и сняли с твоей шеи камень обязанности тянуть и терпеть. Надеюсь все будет хорошо и дальше, ведь когда происходит что-то радостное всегда рядом есть плохое, и хочется пережить последнее не потеряв и преумножив первое.
четверг, 25 октября 2007
Я закопаю в заиндевелый песок прибрежный свои мысли и уйду босиком по хрупким ракушкам прибоя. В небе сизые птицы крыльями чертят параллели жизней, скрещивая и разводя судьбы.
Это моя тропа. В ночном холодном воздухе звон рассекающих пространство крыльев.
Лижет легкие шаги у полосы прибоя ажурный иней воды, светящимся маревом уползая вглубь.
Полоса деревьев за спиной - стена непроходимой темноты. Зрачки расширяются с наступлением поры ветра и расползаются кляксами по ладоням ветвей.
Хищным изгибом поворот плеча, белеет спина, лицо закрыто ладонями. Не плачь.
Золотистый сухой песок пропускаю сквозь пальцы, бросая на веки. Под ногами крошево.
Слова, изрытые временем, ссадинами саднят в гортани полузабытья. Это не красота.
Горсть песка в пену волны, как серебристая цепочка памяти – тает… Это не красота!
Оборачиваясь – что смотрите? Вам ли, веткам, рыть ямы под своими корнями, убивая дерево?! Вам ли трепетать в ветвях листьями сомнений!? Замолчала.
Песок под ногами, мелкие ракушки в ступни. В темноте, что вода что кровь – все одно.
Песок заиндевелый. Закопаю мысли в прибрежной мгле, солью изменчивых символов, молчанием избитых фраз, лживостью широких жестов…
Это не красота.
Это моя тропа. В ночном холодном воздухе звон рассекающих пространство крыльев.
Лижет легкие шаги у полосы прибоя ажурный иней воды, светящимся маревом уползая вглубь.
Полоса деревьев за спиной - стена непроходимой темноты. Зрачки расширяются с наступлением поры ветра и расползаются кляксами по ладоням ветвей.
Хищным изгибом поворот плеча, белеет спина, лицо закрыто ладонями. Не плачь.
Золотистый сухой песок пропускаю сквозь пальцы, бросая на веки. Под ногами крошево.
Слова, изрытые временем, ссадинами саднят в гортани полузабытья. Это не красота.
Горсть песка в пену волны, как серебристая цепочка памяти – тает… Это не красота!
Оборачиваясь – что смотрите? Вам ли, веткам, рыть ямы под своими корнями, убивая дерево?! Вам ли трепетать в ветвях листьями сомнений!? Замолчала.
Песок под ногами, мелкие ракушки в ступни. В темноте, что вода что кровь – все одно.
Песок заиндевелый. Закопаю мысли в прибрежной мгле, солью изменчивых символов, молчанием избитых фраз, лживостью широких жестов…
Это не красота.
Дождь в душу опять.
Только не спать.
Тонет город во тьме –
Вновь о тебе.
Призраки старых домов,
Плещет туман.
Этот город без снов,
Город – обман.
Здесь ночь без тебя
Проплывает рекой.
Так, тихо любя,
Я прощаюсь с тобой.
Ласка и мягкий поток
Моих мыслей без слез.
В город входит потоп
Твоих радужных грез.
Сквозь ветер ночной
Я пройду не дыша.
Взмах и не с тобой
Моя птица – душа.
Только не спать.
Тонет город во тьме –
Вновь о тебе.
Призраки старых домов,
Плещет туман.
Этот город без снов,
Город – обман.
Здесь ночь без тебя
Проплывает рекой.
Так, тихо любя,
Я прощаюсь с тобой.
Ласка и мягкий поток
Моих мыслей без слез.
В город входит потоп
Твоих радужных грез.
Сквозь ветер ночной
Я пройду не дыша.
Взмах и не с тобой
Моя птица – душа.
Счастье мое сероглазое,
Мальчик с повадками зверя.
Смотришь птицей, с опаскою,
Подойти ближе я не умею.
Пальцы твои хрупкие
Ломаются об аккорды,
Песни твои робкие
Падают временем года.
Разрезаешь стихи, забывая слова,
Раскрываешь ладони навстречу дождю.
Ты играешь с жизнью, ты ночная трава,
Ты плетешь свои нити, замерев на краю.
Глаза закрытые, на ресницах длинных
Остывают снежинки, не тают.
Ты был крылатым, а стал бескрылым,
Ничего не сказал, исчезая.
Кистью хрустальной портрет нарисую я
Зимнего длинного дня.
С тобой истаю я , здесь оставаясь,
Ты все время помнил меня.
Развернуться осенью, разогнать листья
По воде круги от шагов
Душа стрекозой на кувшинку садиться
И не будет ночей без снов.
Мальчик с повадками зверя.
Смотришь птицей, с опаскою,
Подойти ближе я не умею.
Пальцы твои хрупкие
Ломаются об аккорды,
Песни твои робкие
Падают временем года.
Разрезаешь стихи, забывая слова,
Раскрываешь ладони навстречу дождю.
Ты играешь с жизнью, ты ночная трава,
Ты плетешь свои нити, замерев на краю.
Глаза закрытые, на ресницах длинных
Остывают снежинки, не тают.
Ты был крылатым, а стал бескрылым,
Ничего не сказал, исчезая.
Кистью хрустальной портрет нарисую я
Зимнего длинного дня.
С тобой истаю я , здесь оставаясь,
Ты все время помнил меня.
Развернуться осенью, разогнать листья
По воде круги от шагов
Душа стрекозой на кувшинку садиться
И не будет ночей без снов.